Чай со слониками - Страница 32

В нашей большой компании трудились выпускники (всем было лет по двадцать – двадцать пять) самых лучших вузов страны: МГУ, МИФИ, Физтех, МГИМО, Мориса Тореза, ФинЭк, МЭИ. Зачем нас собрали в этом помпезном, гнетущем, пугающем и пустынном концерне, мы тогда не знали. Делать было абсолютно нечего, зарплаты больше походили на нищенские пенсии, и от безделья каждый занимался чем его душе угодно.

Ведущий специалист отдела ценных бумаг Василий сидел за компьютером и рубился в игру «Цивилизация», Юленька Абашева вязала прекрасные яркие оранжевые шарфы крупным, модным в то время узлом, Иннокентий читал газеты. Садился в красное кожаное кресло и, не включая системника, листал «Коммерсантъ» и «Аргументы и факты».

Мы интересовались тем, что никогда нам не понадобится в жизни (живопись, архитектура, поэзия, музыка, кинематограф), вместо того чтобы прилежно обсуждать экономические проблемы, вникать в детали деятельности концерна и заботиться о процветании его хозяев.

От владельцев вместо повышения заработной платы нам выдавались водочные пайки раз в две недели – по пять бутылок различных производителей с необъятных просторов Советского Союза. Мы, не испытывая недостатка в алкоголе, прямо на рабочем месте выпивали и вели неторопливые беседы, находясь в состоянии вечного подпития. Наши языки развязывались, а Володя к тому же закончил психфак МГУ и любил задавать нам странные вопросы и проводить психологическое тестирование. Все это походило на интересную, возбуждающую и откровенную игру. Мы, атеисты и безбожники, бывшие комсомольцы, пионеры и октябрята, легко отдавали себя в руки новомодной малопонятной науке, желая узнать побольше о себе и ничего не страшась.

Рабочий процесс сопровождался философскими беседами и теологическими спорами, благо религия входила в моду, но политика и наука занимали нас больше.

В тот день я выпил неожиданно много, зачем я это сделал, не знаю, просто захотелось выпить, к тому же Анатолий принес английский можжевеловый джин с тоником. Газированный напиток ударил в голову. У меня из кармана выпала синяя шариковая ручка, и я наклонился за ней к серому заляпанному ковролину, но потерял сознание и с хрустом переломил нос об пол. Натекла огромная лужа клюквенной крови. Мое сердце остановилось. Я мысленно увидел перед собой яркие ускоряющиеся флешбэки (всю свою короткую жизнь): как родился в кубанском маленьком роддоме в жаркий июльский день, как в детском саду в три года поцеловал белокурую Настю, как умирает овчарка Альфа, долго, мучительно, от хваткого рака, как отец порет меня широким армейским ремнем за первую двойку, как тонет мой единственный друг Юрка, как я поступил в университет на мехмат, бегу по Ломоносовскому проспекту и ору: «Это я-я-я-а-а-а зачислен в универ», как стою на коленях, блюю в общаге в белый, забрызганный мочой и нечистотами унитаз.

Потом сознание выплыло из меня и воспарило к потолку. Я увидел, что все сотрудники нашего отдела в лихорадочном безумии суетятся вокруг меня, и лишь один Владимир Петрович спокойно и уверенно делает мне искусственное дыхание, со всей силы нажимая на грудную клетку. Эйфория и покой объяли меня, эйфория и покой. Радость и блаженство.

Когда Володя спас меня, я долго еще возмущался. Я никогда больше не испытывал такой эйфории, такой радости и такого покоя. После этого дня я понял, что что-то есть, и как-то сразу сник и успокоился, принимая всю жизнь как данность, нисколько не волнуясь о своей судьбе.

Никто не вызвал «скорую помощь». Буквально через час я спокойно наблюдал, как Володя снимает с работников нашего концерна свои психологические тесты, и даже ему потом помог, редактируя многостраничный, странный и многослойный отчет, в котором все равно ничего не понял.

Через много лет, когда я ушел из этого полувоенного концерна, когда занялся довольно сомнительным и малооплачиваемым трудом, я потерял след Владимира Петровича Богушевского, хотя поначалу был наслышан о его карьере в спецслужбах, и только один раз, уже в двухтысячные годы, наткнулся на его профиль в одной из социальных сетей, но профиль был без фотографии, без телефона, только с электронным адресом. Я написал письмо, но мне никто не ответил.

Многие, многие его подопечные, а точнее все, кого он анкетировал, заняли достойные, важные и заметные места в обществе.

Вася входит в совет директоров «Газпрома», Юленька работает послом во Франции, Кеша бросил пить и возглавил крупный российский банк с иностранным участием, Толик постоянно мелькает на телевидении.

Мне часто хочется всех вместе собрать, но я понимаю, что при моей нынешней незаметной и никому не нужной жизни это практически невозможно, и даже более того, глупо и опасно из-за всего дурацкого и мелкого, что сейчас происходит в стране.

Алеся

Самые красивые женщины балансируют на грани целлюлита. Когда все уже из одежды вываливается, но ожирения еще нет. Это очень тонкая вещь, трудно достижимая и легко переходящая в обыкновенное сало. В этом состоянии медленно и красиво переваливаются ягодицы, формы округлые, плечики и руки белые, мягкие, бархатные. Это такой малороссийский тип женщины, и чаще всего встречается он именно в Крыму. Там же, особенно при смеси с татарской кровью, образуется типаж необычайно эротичный и воздушный одновременно.

Она вошла к нам в плацкарт в Джанкое, и первым делом я обратил внимание на тонкую украинскую красоту и на ту особенность, которую уже описал выше. Мне казалось, что эта очаровательная женщина, милая, сладкая и сдобная, не может курить, но, заметив, что я достаю сигарету, она, представившись Алесей, напросилась со мной. Мы встали в тамбуре и стали дымить, и хотя почти сразу же выскочила проводница и запретила нам под угрозой штрафа, но мы все равно продолжили сосать сигареты и даже разговорились или, точнее сказать, беседу начали, а продолжили уже на своих местах.