Чай со слониками - Страница 20

– Как он смотрит на тебя, – сказал Олег.

Люба ничего не ответила, подошла к колодцу и набрала воды. Скрипнула дверца, и противный режущий звук распространился по всему участку, словно заводской гудок.

Соседи слева за забором под баян орали «Мурку». Маленький семилетний рахитичный мальчик наигрывал знакомый мотив, а нестройный хор мужских и женских голосов, как в караоке, нескладно и надрывно тянул:

– Мурка, ты мой Муреночек!

Лиловая туча ушла в сторону, в небе появился сокол, высматривающий с неба безрассудных полевок, пожирающих дачные отходы в вонючих компостных ямах. Из-под забора вылез сонный серый полосатый кот и уселся вылизываться возле калитки.

Вечером Олег, Игорь и Люба ели приготовленного на углях цыпленка. Олег и Люба разделывали птицу вилками и ножами, а Игорь брал белую крахмальную мякоть в тяжелые каменные ладони, разрывал на куски и забрасывал в рот.

Через два часа за Игорем Ивановичем заехал сын и увез его на мотороллере. Из-под гладких и упругих колес летела липкая осенняя грязь, и все сапоги Игоря Ивановича были усеяны мелкими и суматошными кляксами.

Спать Олег с Любой пошли в строительный вагончик. Савушкины включили обогреватель, нашли на радио «Классика» Рахманинова и слушали его до двенадцати часов. Когда Люба уснула и ее мирное и теплое дыхание выровнялось, Олег взял фонарик и пошел искать пистолет. Но осенней ночью ничего не видно, и ему стало казаться, что пистолета не было совсем. Хотя Олег точно знал, что оружие он привез, и именно из этих мрачных кустов чуть не убил Игоря Ивановича.

Раскаивался ли Савушкин в своем желании – неизвестно. По крайней мере, он не знал, совершит ли это вторично. Точнее, теперь Олег твердо знал, что после рукопожатия, после «здравствуй» он не сможет выстрелить в Игоря Ивановича, и от этого чувства ему немного было жаль себя, жаль Игоря и жаль Любашу. Жалость душила Савушкина еще какое-то время, пока он не наступил на пистолет и не засунул его за пазуху. Тогда Олег решил все пустить на самотек и полностью довериться жене. Не ставить же ему здесь видеокамеру, хотя такая шальная мысль мучила его какое-то время, но Савушкин отогнал ее прочь как мысль глупую и сумасшедшую, – он считал себя полностью здоровым человеком.

4

Поутру Савушкины пошли за грибами. Люба понимала, что чувствует муж, и сейчас, идя по лесу, рассматривая багряные листья клена и пожелтевшие полоски березы, она думала не о последствиях двусмысленного положения, а о домике-прянике, который хотела построить. Увидев, что получается у Игоря Ивановича, Любаша решила разрисовать стены петушками-гребешками, русалками и водяными, навесить резные наличники и выкрасить дачу в разные цвета, чтобы дом стоял на холме, как невиданная сказочная сладкая буковка, посыпанная сахаром и корицей, пышущая жаром, как пирог, только что вынутый из горячей печи.

Грибов в лесу не было. Скоротечные холодные дожди не пропитали как следует влагой землю, и от этого встречались только трубчатые хрупкие малиновые сыроежки, которые было страшно брать – так и норовили они рассыпаться в руках. Попалось еще два приплюснутых фиолетовых подосиновика и один изъеденный червями и лишайником белый гриб.

Олег то и дело останавливался и близоруко щурился. Вместе с пистолетом он оставил в вагончике и очки и теперь видел только на расстоянии, а вблизи все расплывалось, словно пространство было покрыто толстым слоем холодной воды. Савушкин прислонился плечом к толстому разлапистому дубу и сказал:

– Надо Игоря рассчитать. Сколько, как думаешь, это стоит?

Любаша оторвалась от очередной сыроежки и внимательно посмотрела на мужа. Еле заметная дрожь пробежала по ее лицу.

– Кого мы на будущий год найдем? Кто будет доделывать дом?

– Пожалей меня, – взмолился Олег и, резко отбросив палку, с помощью которой искал грибы, зашагал к дачному участку.

От его строевого шага из-под болотных резиновых сапог разлетались разноцветные листья, с бурого ясеня вспорхнула синица и устремилась в чащу. Не разглядев как следует дорогу, Олег провалился в канаву и, чертыхаясь, окунулся по колено в студеную осеннюю воду, которая, если бы не сапоги, хлынула бы стылым потоком и прилипла к теплой коже. Выдернув ногу из грязной жижи, Савушкин обернулся к Любаше.

– Как он может строить дом, не называя цену? Он что, сумасшедший?

– Игорь просто честный человек. Игорь Иванович хочет, чтобы мы сами оценили работу, – у Любы перехватило дыхание, и она смотрела на мужа с плохо скрываемым вызовом. Домик-пряник все не давал Любе покоя, и ей теперь думалось, что Олег просто чудит. Какая-то нездоровая мысль засела в его в общем-то здоровой голове и теперь не дает покоя. И еще Любе было очень больно и обидно, что Олег думает плохо и не доверяет.

Любаше ситуация представлялась не стоящей выеденного яйца, и она не могла понять: сама мысль о том, что для кого-то Люба желанна и ей приходится отбиваться от ухаживаний, вызывает в муже если не ярость, то бессильную злобу. Любе, привыкшей везде быть в центре событий (и в кругу друзей и в журналистской тусовке), взгляды мужчин были привычны. На знаки внимания, которые они оказывали в отсутствии мужа, Люба не реагировала. Олег просто ничего не замечал. Здесь же, столкнувшись с неподдельным интересом и попав в зависимость, Савушкин не знал, как себя вести, и от неопределенности еще больше распалялся.

Олег хорошо помнил пятидесятилетие шефа. Они встречали его в пафосном ресторане в центре Москвы, и Савушкин ввел нарядную и благоухающую жену в банкетный зал. Как развернулись все, как потекли слюни у этих тварей, как он весь вечер молча и злобно напивался, а Любаша порхала, как веселенькая птичка. Вокруг нее щебетали заштатные острословы и ряженые подхалимы, а он сидел в кресле и мрачно набирался. Когда вино ударило в голову, Олег взял жену за руку и увез на такси домой. Любаша не сопротивлялась. Теперь на работе его постоянно спрашивают, как красавица жена.