Чай со слониками - Страница 14

А в это время к стычкам бежала пресса. Коренастые, мускулистые операторы юрко лавировали среди толпы и снимали самые выдающиеся моменты. Блюстители порядка закрывали рукой камеры, но операторы вырывали их из лап омоновцев и направляли в гущу событий. В конце концов, милиция и ОМОН решили зачищать собрание. Выборочно выискивали жертву в толпе, брали ее за руки и ноги, волокли по асфальту к автобусам. Сначала выдергивали, как правило, лидеров, а потом хватали буйных.

– Нам нужна другая милиция, – закричал вдруг кто-то в толпе, а на другом конце площади раздалось:

– Милиция должна быть с народом.

Обезьянка громко комментировала события, указывая на того или иного персонажа пальцем:

– Смотри, голова бьется по брусчатке.

– Не, ну так можно и морду разбить.

– Гляди, старушенция зонтиком дерется.

Лидеры, предчувствуя скорый исход, сами пошли к милиционерам и стали раздавать брошюрки с текстом Конституции. Маленькие сине-красные брошюрки они почти насильно всовывали в огромные лапы подмосковных мужиков, но большинство отнекивалось. Хотя нашлись и такие, которые взяли литературу и даже рассматривали ее, листали прилюдно на глазах у начальства.

Через какое-то время на площади тут и там валялись Конституции, раскрыв свои страницы, как сине-красные тропические птицы. По ним уже ходил ОМОН, а одна, влекомая ветерком, подползла к моим ногам.

Соседка угомонилась, к тому же у нее закончились сигареты. Народ рассосался, и она пошла, покачивая бедрами, к ближайшему табачному ларьку. Лену я нигде не видел. Я наклонился. Не сразу, а только со второй попытки поднял брошюру, аккуратно свернул и положил во внутренний карман пиджака.

* * *

Муж Светы, Егор, был геологом или метеорологом. Его никто не видел, но все повторяли, что он красив, как горец в бурке, только глаза круглые, русские, синие. Его никогда не было дома. Пару раз в галерее «Танин» я видел его фотографии, а один раз Света показывала на компьютере ролик с его участием.

Веселый, со смешными ямочками в уголках губ, в американской бейсболке с опознавательными знаками «Кливленда», Егор смотрел в небо и говорил о функции комплексного переменного, в мнимых корнях которой находятся точки бифуркации Атлантического антициклона.

Оператор обошел вокруг него три раза, и мне открылась широкая мужицкая спина Егора с первыми признаками ожирения на боках.

Он всегда был в экспедициях, откуда привозил Свете минералы: улекситы, кварцы и агаты. Вся квартира Светы была уставлена этим хламом. Пепельницы, отполированные шары, брякающие безделушки.

Света пришла ко мне и подарила «кошачий глаз». В центре кварцевого медальона торчала оливково-зеленая иголочка. Говорит, Рыжик вернется.

Жизнь – странная штука, замечаешь недостаток чего-то важного при исчезновении этого важного. Относишься ко всему так, как будто это было всегда, а потом вдруг кто-то бьет по голове бейсбольной битой, и остается только сидеть на берегу Москвы-реки, курить ганджубас и удивляться, что мимо тебя проносятся такие замечательные мощные «ракеты» с публикой в белых костюмах, под звуки какой-то неимоверной музыки типа «Дым сигарет с ментолом» или «Есть только миг между прошлым и будущим».

* * *

Лежим с Нинель в постели. Обычно мы долго не валяемся, чтобы нас Ваня не застал, но ее сын поехал с друзьями на дачу играть в страйкбол. Он со страйкбола приезжает поздно, стоит перед зеркалом и рассматривает синяки, оставленные пульками, выпущенными из пневматики. Очень ими гордится.

А тут уже час, а мы все лежим, потому что суббота.

– Вот, – говорит Нинель, – в Германии купили трехлетнему Ванечке хомячка, посадили в клетку с колесом, а хомячок через два года умер. Живут они всего два года. Подходит пятилетний Ванечка и говорит: «Почему Гоша так долго спит?» Володя, мой муж, идет к клетке, а хомяк лежит на спине, околел уже, холодный.

– Интересно, у хомяков есть душа?

– А мы стоим с Володей и не знаем, как объяснить Ванечке, что хомяк умер, что он не проснется, что его не будет уже.

– А у рыб?

– Тогда купили ему щенка, ротвейлера, а потом узнали, что они живут-то всего семь лет. Хорошо, когда уезжали из Германии, Князь еще был жив. Ване было десять лет.

– Почему я не буддист?

– А хомячка, Гошу, Володя даже не похоронил. Просто бросил в мусорный ящик. Сказал, хоронить в Германии животных дорого.

* * *

Сидел, писал статью про ГИ, а тут звонят в дверь. Я сначала не хотел идти, потому что радиозвонок шалит, верещит без повода, но потом все-таки надел халат и, как был с сигаретой в зубах, поплелся открывать. За дверью стоит Антон, одиннадцатиклассник, пьянющий.

– Вот, – говорит, – кот ваш Рыжик, – и просовывает маленького огненного котенка, двух– или трехмесячного, что ли.

Стоит шатается. Мне стало так противно, что я ответил:

– Это не мой кот, мой был здоровый, жирный, семикилограммовый.

– Что, деньги пожалел? – И швырнул котенка под ноги, пошел на лестничную клетку, обернулся.

Дал ему тысячу, говорю:

– Ты только наркоту-то не покупай.

– Не, я «Ягуар» или «Водку с лимоном».

Котенок вошел в дом, сел на ковер и описался. Взял я его на руки и понес к лотку Рыжика.

– На, смотри, вот здесь ссать надо.

Нашел бумажку, как Рая учила, макнул в лужу и отнес в лоток.

Мне кажется, Рыжик жил со мной из-за Раи. Как Рая ушла, так и Рыжик убежал. Пошел бродить по Москве, искать свою хозяйку. Где-нибудь на помойке сейчас роется или едет спокойно в вагоне метро и пищит. Какая-нибудь сердобольная старушка его по голове гладит и причмокивает: